В цехе №20 и в СКБ ВТ. Воспоминания об «Узле» и К-200

В цехе №20 и в СКБ ВТ. Воспоминания об “Узле” и К-200


Часть1
12 декабря 2008 – 13марта 2009

Приведённые ниже воспоминания написаны в результате участия в подготовке материалов для книги Марка Петровича Гальперина о разработке, производстве и внедрении БИУС “Узел”. Марк Петрович написал в СКБ ВТ письмо следующего содержания (привожу выдержки):
“Уважаемые коллеги, разрешите представиться.
Я, Гальперин Марк Петрович, первый заместитель Главного конструктора системы "УЗЕЛ", в этом качестве участвовал во всех этапах создания, испытаний и организации серийного производства системы, в том числе и на ПЗРД. Сейчас полностью развязался с делами, ушёл на отдых и уехал в Австралию, где давно живёт моя семья.
Мои многочисленные друзья по работе над этой системой предложили мне написать книгу об этой эпопее, закончившейся созданием первой в Союзе системы управления для лодок в микроэлектронном исполнении, которой досталась завидная судьба по длительности жизни.
Посылаю вам первую версию материала, пока даже без внесения исправлений… который надо сначала исправить, потом дополнить необходимым материалом, таким как историю рождения БИУС в Петергофе, сроки рождения и “родителей”, а также материалы по производству, эксплуатации и вообще отзывы с флотов.
Прошу прочитать предложенный материал, я постараюсь потом объяснить, что я хотел бы прояснить с Вашей помощью”.
Заместитель Главного конструктора БИУС "Узел", дтн, профессор, лауреат Государственной премии СССР в области военного судостроения
М.П. Гальперин. Мельбурн, Австралия.

После получения этого письма, можно сказать, у нас возникло целое “движение”, в результате чего были написаны много воспоминаний, которые мы отправляли Марку Петровичу. Я тоже участвовал в этом, о чем свидетельствует моя переписка с Гальпериным (одно из писем приведено ниже). Главную роль в “движении” играл Сергей Колон, который был координатором и вдохновителем.
Савинов Владимир Борисович
Savinov Vladimir
Savinov V.B.
vbs010452@rumbler.ru
Здравствуйте, уважаемый Марк Петрович!
Мне кажется, что Сергей Владимирович уже что-то отправлял Вам из моих воспоминаний о работе с “Узлом” и К-200. В то же время, он просил что-то ещё вспомнить и написать. Я попробую. Конечно, прочитав, статью Ю.А.Масленникова, которая насыщена фактами, событиями и фамилиями людей, имеющими самое непосредственное отношение к разработке и внедрению "Узла", я понимаю, что мой рассказ мало что может добавить в Вашу книгу. Да это и не так уж важно. Вы сами решите, какие детали можно уточнить с моих слов.
С уважением, Владимир Савинов.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------

Сначала коротко

1. Вот именно, сначала очень коротко о том, какое именно я имел отношение к работе в цехе №20 Псковского завода радиодеталей (ПЗРД или просто ПЗР, Псковский радиозавод), а также к изделиям "Узел", "К-200" и позднее "Дельфин"
В 20-м цехе я работал с 15 июля 1975 года по 18 ноября 1978 года, занимал должности:
- инженер-настройщик
- мастер участка настройки
- старший мастер этажа (участков монтажа блоков / систем и настройки)
Будучи инженером настройщиком около 2-х лет, настраивал и сдавал, соответственно, ОТК и ПЗ следующие устройства:
- практически все логические платы изделий "Узел" и "К-200" за исключением плат блоков БПП, БОП, поскольку эти платы настраивали регулировщики данных блоков
- блоки "Узла":
БА - блок арифметики
БНО - блок неарифметических операций
БК - блок контроля
БС – блок согласования
БСДП - блок согласования дополнительной памяти
ПДУ - блок "программно-дешифрирующее устройство"
БРВЫХ - блок релейных выходов
БУЦСС - блок управления цифровой следящей системой
БЦВХ - блок цифровых входов
БТВ - блок точного времени
БД - блок документирования (управления телеграфным аппаратом)
БСП - блок связи с пультами
БУВВ - блок управления вводом-выводом
БКнЦСС - блок каналов ЦСС
БКмПК - блок коммутации и преобразования кодов
БдВЫХ - блок десятичных выходов
- блоки "К-200":
БА - блок арифметики
БНО - блок неарифметических операций
БС - блок согласования
БУТА - блок управления телеграфным аппаратом
БУПМ - блок управления печатающей машинкой "Консул-254" (ЧСССР)
БУНМЛ - блок управления накопителем на магнитной ленте ZMB (ГДР)
ПНК-11ДП - преобразователь "напряжение-код"
платы БУВВ (блок ввода-вывода)

Настраивал также разные экзотические платы ввода-вывода и управления, названия которых не помню, т.к. они не входили в базовую поставку комплекса машины: К-200 + рама УВВ + рама УДП (устройств дополнительной памяти), настраивал и ремонтировал стендовое оборудование.
Так получилось, что я совсем не касался настройки плат и блоков БПП и БОП, поскольку с ними работали постоянно одни и те же люди (настройщики и регулировщики). Я также не успел перейти на настройку комплексов К-200 и “Узла”, так как в последний год работы в цехе был назначен сначала мастером участка настройки, а потом старшим мастером этажа, где располагались: участок настройки, участок монтажа баллонных плат, участок монтажа блоков и комплексов, слесарный участок, здесь же производилась упаковка изделий.
В ноябре 1978 года я перевелся в СКБ ВТ. Ниже я напишу причины перевода. Первые 2-3 года занимался комплексом на базе УВМ "Электроника К-200", настроил для этого машину, стойки с периферийными блоками, ряд новых для меня блоков, например: блок управления ФСУ, блок управления дисплеем "Видеотон-340", БУНМД - блок управления накопителем на магнитных дисках. Разработал и настроил ряд различных устройств сопряжения с оборудованием.
Позднее я работал в должности начальника бюро математического обеспечения СКБ ВТ (потом - начальник сектора ПО). Приходилось много заниматься вопросами сопровождения программного обеспечения "Узла", обеспечивать внедрение изменений ПО, внедрение ПО экспортного "Узла", изготовления технологической документации для прошивки магнитных модулей и настройки блоков БПП, обеспечивать автоматизированный контроль блоков БПП, дефектацию комплектов блоков БПП, проходящих ремонт или замену программ.
В 1988 году в СКБ ВТ был разработан ЦВК на новой элементной базе (условное наименование - "Дельфин"). С "Дельфином" пришлось выполнять практически такую же работу, как с "Узлом", то есть сопровождать корректировку ПО, печатать технологическую документацию, обеспечивать прожиг ТЭЗ ПЗУ, проверять ТЭЗ ПЗУ
и т.д.

Теперь более подробно

2. В этом разделе при изложении материала я использую первый пункт как "скелет", наращивая на него дополнительную "ткань"

О понимании ответственности
2.1 Мне, можно сказать, посчастливилось прикоснулся ко изделиям "Узел" и "К-200" непосредственно, поскольку начало моей трудовой деятельности пришлось на середину 1975 года, а это, пожалуй, было время максимального числа заказов по К-200 и "Узлу".
Мой коллега по 20-му цеху Олег Стрижков пишет в своем материале (я прочитал его материал и буду на него ссылаться): "...только сейчас, по прошествии почти 40 лет, осознал масштабность задачи и значение для страны и судеб талантливых людей этих работ..."

И он в целом прав. Мы были совсем молодыми ребятами примерно 25-ти лет (за исключением нескольких ребят постарше нас), которым трудно было в той обстановке отсутствия какой-либо существенной информации осознать важность работы, которую нам поручили. А ещё временами нас собирали на беседу с представителем 1-го отдела, который с очень серьёзным видом говорил нам об "официальной" легенде, которой мы должны придерживаться, если где-то дома, среди друзей и родственников хоть что-то придётся рассказать, чем мы занимаемся на работе. В эту легенду входило производство бытовых телевизоров и что-то подобное им. Не дай бог упомянуть про "оборонку" и уж, тем более, про подводную лодку. В результате большинство из нас, как мне кажется и поныне, не были "отягощены" особо высокими материями, оставляя все это высоким начальникам.
Хотя, с другой стороны, как только приближался конец месяца и время сдачи "Узла" или ЗИП-а, то тут уж все "стояли на ушах", потому что, как всегда, не хватало последнего дня, чтобы сдать систему спокойно. Тут уж особую ответственность за выполнение плана чувствовал каждый не только потому, что начальник цеха орал на мастеров, а мастера стояли "над душой" настройщиков, ОТК и ПЗ. Наверное, каждый понимал ответственность по-своему. У настройщика блоков – одно, у бригады “узловцев” – другое, у начальника цеха – третье и так далее.

Как удалось попасть в Псков

2.2. Итак: "В 20-м цехе я работал с 15 июля 1975 года по 18 ноября 1978 года"
Как я вообще туда попал? Позвольте начать чуть издалека. Я учился в ЛЭТИ (Ленинградском электротехническом институте им. В.И.Ульянова (Ленина) с 1969 по 1975 год на радиотехническом факультете, окончил институт с красным дипломом.
Теперь, читая у Юрия Масленникова фразу "Лето в Лиепае в 1969 году выдалось на загляденье..." я начинаю думать о том, что старт моей "жизни в электронике" с точностью до месяцев совпал со стартом "Узла" на ПЛ. Лето 69-го действительно было жаркое и в прямом, и в переносном смысле. Вступительные экзамены... Правда, у меня с ними проблем не оказалось.
Специализацией нашей 918-й группы была техника СВЧ, техническая электродинамика, антенная техника. Преддипломную практику я проходил в одной из лабораторий объединения "Светлана" в 1974 году. К сожалению, я не помню имён руководителей и коллег по исследованиям. В том молодом возрасте не приходило на ум что-то записывать для памяти. Мне специально для работы на "Светлане" в 1-м отделе ЛЭТИ оформили 2-ю форму, снабдив очень серьёзными инструкциями по поводу секретности, неразглашении и т.п. Работа на "Светлане" касалась исследования характеристик электромагнитных полей в кольцевых резонаторах, предполагаемых к использованию в мощных СВЧ-лампах. Лампами эти приборы назвать можно было лишь условно, хотя в них присутствовали понятия анода, катода и сетки. Как эта работа была использована на "Светлане", я не знаю, но у меня получилась дипломная работа и авторское свидетельство на изобретение (судьбу его использования кем-либо я тоже не знаю, никогда не интересовался).
Ещё интересная деталь, которую можно отнести к судьбоносным совпадениям. ЛЭТИ, как известно многим, даже не учившимся в этом прославленном ВУЗе, выпускал не только инженеров, но и лейтенантов запаса ВМФ стараниями Военно-морской кафедры. Где-то в моих архивах черно-белых плёнок лежат негативы фотографий, сделанных на этой кафедре с разрешения начальника кафедры капитана первого ранга Мозгалевского. Это когда я на старших курсах был редактором стенной газеты радиотехнического факультета. Лично моя военная специальность - командир ЗРК на БПК. Правда, "пострелять" пришлось только весьма условно во время двухмесячной стажировки в Севастополе весной 1975 года.

Во время стажировки на Черноморском флоте в Севастополе.
На крейсере “Свердлов”

Март или апрель 1975 г. В Севастопольской бухте. У стенки – крейсер “Октябрьская Революция”, а на переднем плане пл. проекта 641Б с одной из первых трех систем МВУ 110

Мог ли тогда предполагать, что всего через полгода, работая в Пскове, буду иметь отношение к системе управления оружием морского назначения. Но вот что-то сложилось.
Распределение я получил в г. Фрязино, в один из радиоэлектронных НИИ АН, однако Подмосковье и Москва не пожелали принять молодого радиоинженера с красным дипломом, потому что он имел неосторожность ещё летом 1974 года жениться (уже после распределения). Штамп в паспорте для московских кадровиков превращался в опущенный шлагбаум по причине невозможности прописки. В результате нескольких часов, проведенных на площадке широкой лестницы Министерства электронной промышленности, я получил перераспределение в Псков и номер телефона Лидии Григорьевны Камкиной, заместителя Генерального директора Псковского завода радиодеталей по быту. Так 15 июля 1975 года я оказался у дверей отдела кадров ПЗРД. Оказалось, что мне были вполне рады, по крайней мере, обаятельный человек, которого звали Пётр Степанович Унучкевич, начальник отдела кадров, вскоре выдал направление в заводское общежитие и кому-то из совета молодых специалистов поручил провести со мной и ещё парочкой таких же соискателей работы экскурсию по заводу.

Центральная проходная Псковского радиозавода. Начало 70-х годов.

Когда мы уж порядком устали ходить по огромным производственным цехам, в которых у автоматов, производящих керамические конденсаторы разных типов (я узнавал эти КТ, КД, КПК и т.п.), резисторов и резисторных сборок, галетных переключателей, суетились сотни девушек и женщин в белых халатах... женщина экскурсовод завела нас, как потом я узнал, в 20-й цех.

Заводская вывеска в 1983 году, в 85 г. к заводским наградам добавился еще орден “Октябрьской революции”, полученный за “Узел”.

Извините, я немного отступлю от последовательности рассказа. Как потом я узнал из уст многих бывших молодых специалистов, Генеральный директор ПЗРД Израиль Лазаревич Дыман с каких-то пор завел такой ритуал приема молодых специалистов инженеров: отдел кадров, экскурсия, поселение в общежитие через посещение кабинета Камкиной Л.Г. и, в завершение, личный прием молодых в своём кабинете. На моем примере этот ритуал был соблюдён до деталей. Не думаю, что на каком-то другом заводе Генеральный директор принимал тогда в первые же дни прибытия по сути дела мальчишек, чтобы лично побеседовать и предложить место работы и должность. Во многих отношениях Дыкман И.Л. был уникальным человеком.
Итак, двадцатый цех. Он меня сразу поразил кардинальными отличиями от конденсаторных цехов. Здесь не было стойкого запаха смеси керамической пыли, каких-то компаундов и ещё бог знает чего, не было постоянного шума автоматов и станков. Да, шумела вентиляция, шумели дроссели ламп дневного света, но можно было спокойно разговаривать. А в огромном зале цеха меня сразу привлекли лица молодых ребят сидевших за какими-то стендами или спокойно переходящих от одного рабочего стола к другому. Следует напомнить, что это было 15 июля, довольно жаркий, душный день. В цехе температура, несмотря на вентиляцию, была близка к 30 градусам. Но жара не показалась страшной, и главное, что я, как мне показалось, попал именно туда, где бы мне очень хотелось работать. Это был участок настройки вычислительных машин. Уж если мне не пришлось, подумал я, разрабатывать и производить всякие антенны, волноводы и магнетроны, то совсем не дурно заняться вычислительной техникой.
Да, ещё 15 июля был замечателен тем, что это была середина месяца, когда настройщики вполне могли позволить себе не торопиться "выполнять план" и рассказать мне, что и как тут на участке делается. Вот, например, Володя Шадрунов, настраивает блок арифметики. А работает в цехе всего второй или третий месяц. Вот Маша Шипулина вставила в контактирующее устройство плату с гребёнкой контактов и принялась набирать на клавишах стенда какой-то тест. Тут же берёт миниатюрный паяльник и отпаивает проводок от контакта этакой довольно большой микросхемы на плате. Это было просто здорово! А что если бы я приехал в Псков в конце месяца? Может быть, я бы и не попал "случайно" в 20-й, и узнал бы о его существовании месяцы спустя, когда было бы уже поздно. Ведь именно так произошло со многими ребятами, с которыми я потом встречался на заводе и в СКБ ВТ.
Утром 16 июля нас привели в кабинет Дыкмана. Очень энергичный полноватый человек весьма небольшого роста пригласил нас присесть слева от длинного стола на стулья вдоль стены. Не помню, сколько нас было, потому что тот момент был очень волнительный. Мне не так часто приходилось до этого бывать в "высоких" кабинетах. Как-то был в кабинете у ректора ЛЭТИ Вавилова, а ещё в кабинете ректора Пензенского политехнического института Сапожкова, когда по его решению не состоялось моё поступление к нему в аспирантуру (видимо, по все той же причине "женатости"). Я совсем не помню, какие слова говорил нам И.Л.Дыкман, но он со всей своей настойчивостью и властностью призывал нас согласиться начать работу на заводе мастерами в керамическом цехе. Я не знаю, откуда взялась у меня смелость перед этим напористым директором, но я заявил, что очень хочу работать инженером-настройщиком в 20-м цехе. Вероятно, мне опять повезло, что, с одной стороны, у Дыкмана было с утра хорошее настроение, а с другой стороны в 20-й цех в те дни все же на самом деле требовались инженеры-настройщики!
Кстати, хочу отметить, что все время, пока я работал в 20-м цехе, я был уверен, что И.Л. Дыкман почти досконально знал всё, что там творится, в том числе лично участвовал в решении кадровых вопросов. Но, видимо, всегда значительную роль в этом играл также Арлен Валентиновия Гинтер, отвечавший в целом за вычислительную технику на заводе.
Тем не менее, в этот же день в отделе кадров я получил направление в 20-й цех. Одновременно со мной туда направили и моего нового товарища Борю Хайкина (он, правда, проработал в Пскове только 2 года и сумел как-то "открепиться"). Сразу скажу, что с Дыкманом впоследствии я много раз встречался вблизи то в заводоуправлении, то просто на улице в заводском микрорайоне, но никогда больше не разговаривал. Одно могу с уверенностью сказать, что если бы не его болезнь и преждевременный уход, то сегодня Псковский завод радиодеталей не представлял бы такое жалкое зрелище.

(продолжение в следующей "части 2")

Часть 2: В цехе №20 и в СКБ ВТ. «Узел» и К-200.

На настройке

2.3 "Будучи инженером настройщиком около 2-х лет..."

Что интересного можно было бы рассказать о работе в 20-м цехе? Разумеется, что, начиная осваивать настройку плат и блоков "Узла", я поначалу не представлял себе, что это всё - части большой системы, имеющей вполне конкретное военное назначение. Производство "Узла" и "Электроники К-200" в цехе шло параллельно, платы и блоки монтировались и поступали на настройку вперемешку, и не было особой разницы, что настраивать. Только когда мастер участка настройки приносил платы или блоки, он говорил, что надо настроить сначала, а что можно отложить. Порой, сроки для настройки устанавливались весьма сжатые.
Начиная вспоминать, я, кажется, нащупал тему, которая могла бы стать интересной. Это "элементы организации производства в 20-м цехе глазами инженера-настройщика, который впоследствии также поработал мастером и старшим мастером, с "лирическими отступлениями" и малозначащими “подробностями".
Практически каждый месяц в плане производства значился один "Узел" или "узловский" ЗИП, а также один комплекс "К-200". Где-то в неведомом мне на первых порах цехе №21 изготавливались корпуса приборов 161, 164, прибора-пульта 165, а также металлоконструкции блоков, плат и т.д., в других цехах делали мелкие детальки типа штырьков и контактов, выполняли гальванические покрытия, “травили” печатные платы; все это доставлялось в цеховые склады. Мастера участков, побывав в начале утренней смены на планёрке в кабинете у начальника цеха Завьялова Н.А., возвращались к себе на участки. Мастер монтажного участка даёт задание комплектовщице на своем складе скомплектовать логический блок (или плату, или блок питания), забирает из ОТК готовые проверенные блоки, относит на участок настройки, даёт задание вязальщикам жгутов, получает на складе комплектацию, относит монтажникам блоки или платы на рихтовку, далее... В общем, хороший мастер, например, такой, как Владимир Николаевич Милькевич, всю смену крутится, как белка в колесе, присаживаясь за свой стол во главе линейки монтажных столов участка монтажа блоков и жгутов, чтобы заполнить табель, журналы, ведомости "незавершенки" и ещё массу учетных бумажек. И перед глазами все время план-график монтажа и рихтовки всего того, что делает участок, поскольку завтра утром предстоит доклад начальнику цеха Завьялову, где какой блок находится в данный момент, что сделано в срок, что смогли выдать пораньше, а что затянули. Почти такая же круговерть на участке настройки.
Мастер участка настройки Коля Здобнов (вскоре его перевели работать в 1-й отдел) в мой первый день работы весьма коротко рассказал, что к чему, показал мне рабочее место, где я буду для начала настраивать логические платы, выдал нехитрый инструмент, главными из которых были, конечно, маленький паяльник 6-тивольтовый с тонким "жалом", пинцет, отвёртка. Сколько-то дней ушли на обучение таким не очень сложным вещам, как установка платы в контактирующее устройство, умение правильно держать пинцет и легко отпаивать и припаивать проводки на плате, читать документацию (схемы плат и логических модулей) и управляться со стендом настройки плат. Требовалось также хорошо запомнить обозначения весьма большого количества логических плат, умение находить нужные папки с тестами в цеховом архиве документации и так далее. Чуть больше времени ушло на то, чтобы сначала зарисовать себе в рабочий блокнот схемы всех логических модулей, а потом в процессе работы запомнить основные из них наизусть.
Работа со стендом настройки логических плат (аналогичный был для логических блоков) не представляла особой сложности. Несколько рядов клавиш позволяли набирать по документации очередной тест (строку тестовой комбинации), в результате чего на входы платы подавались высокие (+4 В) или низкие (0 В) логические уровни, а проверка состояний выходов выполнялась по светящимся или погашенным лампочкам. Поскольку маркировка клавиш и лампочек совпадает с обозначением контактов платы, то путь прохождения сигнала от стенда и в стенд был наглядно понятен.
Кроме потенциальных сигналов, можно было через стенд подать на включенные входы импульсные сигналы от генератора, а в некоторых тестах следовало подавать, например, перепад уровней, быстро включая и выключая клавишу соответствующего входа. Естественно, что для контроля сигналов в процессе настройки "на полную катушку" использовался осциллограф. Помню, что в те годы в цехе, в основном, применялись осциллографы типа С1-54, позднее они стали заменяться на С1-65, которые меньше по габаритам. Для "прозвонки" связей, измерения напряжения и сопротивления применяли тестеры, чаще всего, типа ТЛ-4М. При "прозвонке" связей не всегда удобно было смотреть на шкалу тестера, поэтому почти каждый настройщик сам себе мастерил какую-нибудь "игрушку", которая имела световой или звуковой индикатор наличия связи. "Прозвонки" со световой индикацией были обязательным приспособлением и у монтажников.
Существенных различий в настройке "узловских" плат и "машинных" плат (так называли платы для комплекса К-200) в общем, не было. Платы легко различались не только по маркировке / гравировке на металлическом обрамлении. Готовые блоки даже издалека можно отличить по цвету цапон-лака, который наносился на контакты с припоем в конце изготовления блока. "Узловский" цвет зелёный, а для К-200 использовался красный.
О том, что и как делается в цехе, больше всего мне рассказывал старший мастер этажа Балакирев Анатолий Петрович. Забегая вперёд, скажу, что этот человек сыграл, видимо, очень большое значение в моей судьбе. Мало того, что он при первой возможности хлопотал перед начальником цеха Завьяловым Н.А., чтобы мне хоть немного увеличили оклад, чтобы отпустили в отпуск летом, поскольку в семье маленький ребёнок, а жена учительница, но он продвигал позднее меня в мастера и рекомендовал потом на своё место старшего мастера. А ещё он был довольно веселый человек, никогда не повышающий голоса и не использующий "крепкие выражения".
Вспоминаю о нем с благодарностью и с удовольствием здороваюсь, когда встречаю на улице.
Если настройщик находил ошибки монтажника в плате или в блоке, то он просто перепаивал провода (если это позволяли провода жгута), отпаивал неизвестно куда идущие связи и "бросал" их "поверх" жгута между нужными контактами; приемов восстановления связей было много, и каждый настройщик действовал в соответствии со своим опытом и дотошностью. Кто-то, например, тщательно прозванивал тестром жгут, отыскивая, куда идут "непонятные связи". А кто-то не очень себя этим утруждал, считая, что конечный результат и быстрота настройки важнее. Наверное, на 90 процентов скорость настройки зависела от... фамилии монтажницы или монтажника в маршрутном (сопроводительном) листке. Например, если там расписалась очень опытная и умелая Каныгина Рая, то плату можно практически не настраивать, ошибок монтажа там не будет. То же самое в блоке, если и жгут, и сам блок монтировал Николай Иванов. Такие монтажники очень ценились не только в цехе, но и на уровне завода. Как правило, они имели даже правительственные награды. А были такие фамилии, которые сразу заставляли приготовиться к немалым сюрпризам. И это, порой, не сильно зависело от опыта монтажника, просто на первый план выходили понятные многим индивидуальные особенности человека (не буду уточнять).
Но не редко ошибки скрывалась внутри логических модулей. Чаще плохими оказывались "машиные" модули серии 500, реже - "узловские" серии 400. Запас логических модулей обеих серий лежал в сейфе у мастера участка настройки.
Вот мастер участка настройки Саша Кондратенко (Александр Васильевич - он был постарше нас, молодых), заменивший Николая Здобнова, приносит мне плату и говорит, что надо бы срочно настроить, потому что уже завтра днём её надо отдать на монтаж блока, скажем, БУЦСС. А ещё надо успеть после настройки её отрихтовать, сдать ОТК, "протрясти" на вибростенде и сдать представителю заказчика. Срочно вынимаю из контактирующего "машинную" плату, бегу в архив за тестами и схемой на эту плату, потом вставляю "срочную" плату, включаю ЛИПС питания стенда и начинаю набирать первый тест.
Нет... вот уже немного забыл.
Самое первое - это прозвонить цепи питания на плате. Средний контакт питания любого модуля - это +4В, в два по краям - "общий"; в одну сторону тестер должен показать небольшое сопротивление, а в обратную сторону сопротивление должно быть почти бесконечным. То же самое всегда делается и для каждого блока. Если вдруг видишь к.з. в цепи питания, то это очень плохо. И если не получится "пробить" внутреннее замыкание в печатной плате, кем-то пропущенное по оплошности в 21-м цехе, то придётся это плату выбросить, ведь снять логический модуль с платы и повторно его использовать практически невозможно. Такие случаи редко, но все же бывали.
Первый тест прошёл, второй, третий... Вот тут нашел ошибку и перепаял два провода на соседних контактах 403-го модуля, вот тут нашел, что плохо контактировал штырёк "гребенки" разъёма платы с лепестком контактирующего, подогнул отверткой штырёк (или поскоблили его немного скальпелем), а вот здесь вижу, что на вход не подаётся "единица" с кассеты стенда; выключаю ЛИПС, выкручиваю кассету данного входа и временно меняю её на другую кассету того входа, который не используется в этой плате. В каком-то из тестов вижу ошибку выхода, но на входе модуля все сигналы правильные; отпаиваю провод с этого выхода и вижу, что при изменении сигналов на входах логической ячейки состояние выхода всегда "ноль", оно не меняется так, как должно по схеме модуля. Это означает, что модуль неисправен, его надо менять. Снова включаю питание и "прогоняю" оставшиеся тесты – больше ошибок, кажется, нет. Расписываюсь за настройку в маршрутном листке и ещё пишу в записке, какой модуль надо заменить. Вынимаю плату и несу мастеру. Кондратенко отмечает в журнале, что плата настроена, и открывает свой сейф, ищет в черных пластиковых коробках нужный модуль (новый) и потом с платой и с модулем бежит на следующий этаж цеха, где находится участок монтажа логических плат.
Не знаю, кем и когда это было заведено, но в 20-м цехе все элементы, которые надо было менять, получал именно мастер участка настройки. Так легче было учитывать комплектацию: монтажные участки получали на складе комплектацию с учетом своего процента техпотерь, а все остальные (читай - основные) техпотери списывались на настройку.

О монтаже

Я мог бы ещё что-то вспомнить из того, как работали участки монтажа, но мне это кажется не очень интересным. Процесс ручного монтажа при помощи паяльника, припоя и пинцета, флюса, растворителей для промывки и т.д. многим, кто хотя бы немного с этим знаком (большинство мужчин в наше время дома обязательно имели паяльник, а некоторые даже выписывали журнал "Радио" :-), не сложно представить, как это делается. Хотя среди монтажников 20-го цеха ПЗРД были настоящие кудесники своего мастерства. Попробуйте связать жгут 161-го прибора так, чтобы в нем не было ни одной ошибки в тысячах проводов, или смонтировать блок БА, где высочайшая плотность укладки провода МГТФ-0.07, а пайки закрученных вокруг штырьков концов провода исключительно аккуратные, нигде не видно ни одного подтёка припоя, ни одной "лохматки" изоляции провода, ни одного пятнышка флюса. Конечно, высочайшее качество монтажа было доступно не каждому, только мастерам, поэтам монтажного искусства. Кстати, на участке монтажа блоков работал Пушкин... только звали его Сергей.

“Машинный” блок БНО со стороны монтажа (лежит в СКБ ВТ, как экспонат…)

Логические платы для всех блоков монтировали женщины, т.к. эта работа считалась более тонкой, чем монтаж блоков; молодые девушки после училища, где готовили монтажниц, начинали с вязки жгутов для плат, что было похоже на вязку кружева, настолько тонкий (МГТФ-0.03) использовался провод. Но ещё более тонкая работа была, конечно, у монтажниц на магнитном участке, где женщины при помощи тонких иголок прошивали дешифраторы и магнитные модули для плат БПП (блоков постоянной памяти). Там сидели очень опытные монтажницы, по возрасту часто превосходящие своих подруг с логического участка. Самая опытная и уважаемая была Валентина Ивановна Беляева.
Не зря наиболее опытные и хорошие монтажники становились кавалерами орденов и медалей за свой труд. Монтажницы по прошивке магнитных модулей в СКБ ВТ прошли школу цеха 20, откуда и были переманены в отдел внедрения. Это Монахова (Волостнова) Аля и Некрасова Галя. Им много приходилось работать, как по “Узлу”, так и по “К 200”; ни одна командировка без них не обходилась. Позднее ими были обучены еще две монтажницы, две Лены - Григорьева и Иванова (Бобина), они тоже стажировались в цехе, где работа обеспечивала приобретение хороших практических навыков (прим. Колон С.В.)
Блоки, приборы, жгуты секций, а также блоки питания монтировали только мужчины.

“Машинный” блок БНО со стороны первой платы

Все они были старше меня, и когда мне пришлось быть у них мастером и старшим мастером, это было весьма забавно. Все же не так просто 27-летнему парню командовать 40-летними мужиками. К их чести, надо сказать, что никто не пытался испытать меня на прочность, нормально делали свою работу, не подводили. Кое-кого, правда, пришлось ловить в вечернюю смену на употреблении спиртного, но это были редкие эпизоды, которые я не стремился раздувать.
Довольно большая часть опытных монтажников (среди "блочников" не менее пяти человек) имели "личное клеймо", то есть право сдавать свою продукцию без участия контролеров ОТК. У них на самом деле была небольшая печать с номером, которую они ставили в маршрутном листе в том месте, где должна быть подпись и клеймо ОТК. Именно на этих людей можно было положиться во всем: и по части качества их работы, и часто в человеческих отношениях. Вот они, наверное, точно сознавали всю важность системы, которую выпускает цех. Как правило, их не надо было долго просить, чтобы в конце месяца они вышли работать в ночь, в выходной, чтобы они подежурили для срочной рихтовки "Узла" во время последних часов настройки и сдачи. Зато, будучи, мастером, я старался никогда их не забывать, если начальник цеха собирал с мастеров предложения по премированию рабочих.
Ну, вот, не хотел, а написал про монтажников так много.

В цехе №20 и в СКБ ВТ. Воспоминания об «Узле» и К-200. Часть 3

И снова о настройщиках

Вернусь к настройке. Участок настройки в 1975 году - это коллектив молодых ребят (половина только женатые) и девушек (большая часть незамужние), все комсомольцы, все веселые и весьма образованные. Парни почти все инженеры с высшим образованием (несколько регулировщиков с техникумом). Приехали в Псков из разных мест, окончили разные технические ВУЗы
По мере освоения настройки плат и блоков настройщики с течением времени "перемещались" с одного рабочего места на другое, становясь специалистами "широкого профиля". Таким образом, обеспечивалась взаимозаменяемость. У мастера участка была возможность заменить любого настройщика, если он находился в отпуске или на больничном. В то же время складывались и "узкоспециализированные" бригады по настройке отдельных плат блоков. Например, всё, что касалось блоков БПП (платы, блоки, ремонт стендов) при мне выполняли, в основном, регулировщики Ландышев Владимир и Иванов Владимир, а платы и блоки БОП настраивали Кронер Валера, Гвоздева Надежда, все блоки питания при мне настраивали всего два регулировщика, два Николая, фамилии которых я не помню. Но, конечно, особую "касту" настройщиков составляли бригады настройки машин и комплексов.

Немного о настройке К-200

Комплекс "К-200" начинали настраивать со второй-третьей недели месяца, когда в конце правой части "2-го" этажа цеха на технологическом столе устанавливали каркас машины с размещенным внутри и распаянным в разъёмах и на передней панели жгутом. Мне трудно описать словами, что это была за конструкция, и я крайне сожалею о том, что у меня нет сейчас подробных фотографий машины “К-200”, как она выглядит внутри. На завод категорически запрещалось приносить фотоаппараты, поэтому мы ничего в цехе не фотографировали. А ещё я думаю, что в то время никому не приходило в голову, что когда-то будет интересно вспоминать былое.
Приведу одну фотографию, которая немного даёт представление о машине.

Перед машиной К-200 Р.Л.Каган (СКБ ВТ). Справа вверху виден блок БНО, внизу - один из двух блоков БА.

И вот вокруг "кубика" машины начинали с важным видом неторопливо работать Гвоздев Евгений, Трошин Георгий, Мамчиц Иван, Скранда Глеб, Павлюков Саша, Салий Володя, Ланчев Виктор. Конечно, не все сразу. Обычно бригада состояла из двух человек. Другая пара выходила во вторую смену, принимая эстафету настройки. Кто-то из них со временем уходил на настройку приборов "Узла".
К машине прикреплялись технологические полки, на них ставились блоки, разъёмы которых прикручивались к внутренним разъемам машины, и начиналась настройка. Где-то дней за 10 до конца месяца машина оживала. Это знаменовалось запуском тестов ЭВМ, которые во время работы мигали всеми лампочками индикации на передней панели машины и издавали мелодичные, переливающиеся звуки во встроенном динамике. Параллельно настраивались рамы УВВ и УДП, и в последние дни месяца начинали стучать телетайп и "Консул", и во всю крутились бобины накопителей на магнитной ленте (4 шкафа этих накопителей стеной стояли вдоль центрального прохода). Сдача комплекса ОТК заканчивалась 24-х часовым прогоном комплексного теста, когда в течение суток всё стучало, крутилось и "пиликало", а кто-то из настройщиков дежурил и "уговаривал" машину, чтобы она не выдала сообщение о сбое на печать, потому что в конце испытания надо было предъявить ОТК распечатку без единого сбоя.
Напряжение было на пределе, если шли последние сутки месяца, а 1-го числа до 10 часов комплекс должен быть сдан на склад сбыта. О разных случаях, которые пришлось переживать в эти критические два-три дня можно было бы написать отдельную книгу. Очень жаль, что среди нас тогда не было писателей. Сегодня почти невозможно вспомнить все курьёзы, дипломатические переговоры с начальником ОТК, подвиги настройщиков и т.п.

Немного о настройке “Узла”

На настройке "Узла" происходило нечто подобное, но объёмом работы был больше, и, порой, были более драматические события.
"Узел" настраивался в отгороженном стенками помещении с кодовым замком (“секретная узловская комната”), куда допускались только "посвящённые". Бригада настройщиков тоже работала в две смены (и ночные смены тоже были), в неё входили "гранды" инженеров- настройщиков и регулировщиков: Виноградов Леонид, Куранов Геннадий, Купряхина Валентина, Смирнова Людмила, Трошин Георгий, Степанов Юрий, Антоненко Елена.
В то время, когда я работал в цехе, к ним также присоединялись Павлюков Александр, Гвоздев Евгений, Ландышев Владимир, Стрижков Олег, Кронер Валерий, Вагина Галина. Пусть меня извинят те ребята, кого я не упомянул.
Принцип настройки "Узла" отличался от настройки "К-200". Существовал (не могу точно сказать, с какого времени) (настройка и приемка блоков в составе стенда окончательно стала осуществляться с 1979г.) постоянно действующий технологический стенд, представляющий собой фактически работающий "Узел", где был установлен полный комплект технологических блоков. На стенке висел технологический 165-й прибор, а рамы приборов 161 и 164 располагались на длинных столах. Технологические приборы располагались на подвижных платформах на колесах и служили для комплексной настройки и предъявления блоков ЗИП при настройке приборов изделия, технологические приборы оттаскивались в сторону, а подключались штатные. Комплексный стенд был разработан и внедрен в цехе отделом внедрения СКБ ВТ. Он отличался от штатной системы составом периферийного оборудования, имитаторами и даже специальными технологическими программами. Первые системы на стенде настраивались специалистами СКБ ВТ, а при возникновении “нештатных ситуаций”, т.е. системных ошибок и сбоев, без “внедренцев” не обходилось до самых последних систем. Впрочем, о стенде можно рассказывать долго. Впоследствии нами же был разработан и внедрен в цехе еще один стенд для работы с новым ЦВК. Он “жив” до сих пор (прим. Колон С.В.).
Любой поступивший из настройки блок можно было включить вместо аналогичного технологического блока и проверить его в системе. Понятно, что такой подход позволял не ждать, пока из настройки придут все блоки. Кроме этого, наличие такого стенда позволяло, в том числе, СКБ ВТ проводить обучение специалистов, а также, видимо, оперативно отрабатывать какие-то ситуации, связанные с устранением замечаний по работе "Узла". Отмечу, что я не знаю подробностей эксплуатации стенда.
Ко дню поступления на настройку секций приборов почти все проверенные блоки могли быть уже готовы к установке. Но, конечно, работы по комплексной настройке приборов было предостаточно.
Мне не пришлось участвовать в настройке приборов "Узла", поэтому, вероятно, при необходимости об этом мог бы написать кто-то из указанных выше ребят.

“Зацепившись за Стрижкова”

У Стрижкова Олега в воспоминаниях я прочитал строки, которые мне хотелось бы прокомментировать:
*****
"...нас, шестерых молодых специалистов, просто уговорили числиться рабочими- регулировщиками с окладом 96 руб."
*****
В годы моей работы в цехе (и несколько лет позднее) молодые инженеры принимались на должности инженеров-настройщиков с начальным окладом 110 рублей. Быть регулировщиками на рабочей должности уже никого не уговаривали. Приезжали ребята, закончившие ВУЗы в других городах, но основной "поток" уже пошёл в виде выпускников Псковского филиала Ленинградского политехнического института. Именно они впоследствии занимались настройкой машин серии "НЦ", комплексов 5Э37, УСО, систем САПР для швейных предприятий, которые “с подачи” СКБ ВТ тоже недолгое время выпускал 20-й цех.
*****
"На первых порах работа не произвела хорошего впечатления. Настраивали платы с модулями по системе тестов на допотопных стендах, которые то и дело требовали ремонта. Норма была: 5-6 плат в смену..."
*****
Тут, видимо, сказываются какие-то особенности характера. Мне настройка плат нравилась. Правда, через пару-тройку месяцев, когда я освоил этот процесс, меня перевели на блоки (подняли на ступеньку повыше). Может быть, мне не успела надоесть настройка плат.
Надо сказать, что постоянно настройку плат выполняла бригада девушек (бригадир Лузанова Л.А.), которые далее уже никуда не "двигались" и, кажется, не стремились уйти. Из 4-х рабочих мест настройки логических плат частенько одно или два были свободными. Насчет нормы по настройке плат по количеству чуть-чуть уточню. Существовала норма выработки за месяц в нормо-часах. Настройка любого изделия что-то "весила" в нормо-часах. В цехе работала колоритная женщина-бухгалтер, которая занималась нормированием всех операций, в том числе и настройки. Часто это выполнялось просто путем хронометрирования действий опытного настройщика. Понятное дело, что какие-то цифры ставились умозрительно. Нормировалась настройка и ремонт стендов, но, конечно, в этом случае нормо-часы ставил мастер, взяв их "с потолка". Короче говоря, все эти нормы на настройке были немного "от лукавого". О нормах и об их выработке можно было говорить с улыбкой, так как бывало, что в начале месяца на настройку не поступал ни один блок, и настройщики тихонько дремали, укрывшись за своими стендами, а ближе к концу месяца все вкалывали столько, сколько было нужно, не считаясь ни с какими нормами. Сейчас уже не могу вспомнить, имела ли у инженеров влияние выработка норма-часов на размер месячной премии? По-моему, нет. Но зато это учитывалось в социалистическом соревновании и при получении “комсомольского зачета”.
А стенды на самом деле постоянно ремонтировали. Но в этом не было проблемы, поскольку инженерам не было особой разницы, что настраивать: узловский блок или какой-то стенд. Стенды, приборы, тестеры постоянно (раз в месяц или чуть реже) проверялись и аттестовались работниками ЦИЛ, позднее преобразованной в ОМИТ, поэтому регулярно кто-то из настройщиков приводил их в порядок.

*****
"...мы научились ловчить (настраивать более легкие платы), спать во вторую смену, бегать на свидания"
*****

Спать во вторую смену и мне приходилось, когда, настроив все, что только было принесено мастером, надо было дождаться окончания смены. Пытаться по собственной инициативе настроить плату или блок своего товарища было не принято, ведь это равносильно отобрать у него работу. Иной раз, чтобы в начале месяца занять себя, я просил мастера покопаться на складе монтажного участка и принести мне, что там есть ещё ненастроенного. Так я настроил десятки экзотических плат управления шаговыми двигателями и ещё не совсем понятного мне назначения. Вероятно, эти платы были разработаны в ЛКБ или ещё где-то для систем АСУТП на базе "К-200", но не вошли в базовый состав комплекса. На документации этих плат я встречал в графе "Утверждаю" подписи Староса и Берга. Именно тогда я впервые о них узнал. Почти все эти платы пришлось настраивать без готовых тестов, поэтому методику настройки я сам изобретал на ходу. И вообще, стремился освоить что-то посложнее, потому что это было интересно.
На свидания по вечерам, может быть, сбегал Стрижков, так он был весьма шустрым малым, а меня в комнатке квартиры-общежития на Красноармейской 17-17 ждала после второй смены молодая жена и малюсенькая дочка.
*****
"С уважением смотрели на маленькую группу "яйцеголовых", которые корпели над самой К-200."
*****

Я бы добавил, что ещё более "умные", конечно, сидели в закрытой комнате "Узла". Как правило, все эти ребята были достаточно дружелюбно настроены к молодым (сами недавно "повзрослели"), и охотно делились опытом настройки. Конечно, мастера прикрепляли молодых к кому-то из "стариков" на обучение (особенно много вопросами обучения занимался старший мастер Балакирев А.П.), но не каждый хотел возиться с кем-то в ущерб своему времени.
В 20-м цехе мне пришлось настраивать большинство плат и блоков "Узла" и "К-200". Помню, что блоки типа БА и БНО меня учил настраивать Саша Павлюков, блок ПНК-11ДП я осваивал под присмотром Смирновой Людмилы.

Я настраиваю блок ПНК-11ДП для комплекса “К-200

Узловские блоки БД, БТВ, БСП и машинные БУТА, БУПМ я стал настраивать, "сместив" с данного рабочего места Олега Стрижкова, последним в моей практике был блок БУНМЛ, который передо мной настраивал Ланчев Виктор и достаточно терпеливо объяснивший, с чего начать и чем закончить.
Однако, были просто уникальные люди, к которым прежде всего я бы отнёс Павлюкова Александра. Поясню своё утверждение. Самым сложным для настройки узловским блоком я считаю блок арифметики (БА). Не знаю, кто его разработал (Марк Петрович, наверняка, это знает), но я представляю себе, сколько труда и знаний вложено в эту уникальную технику. Саша Павлюков передал мне "эстафету" настройки, в том числе, и этого блока БА (вместе с машинными блоками БА, которых было два, и каждый по отдельности был не слишком сложным).
Всего я успел настроить, наверное, штук пять или шесть узловских блоков БА. Я сейчас уже не помню методику настройки (тоже использовался стенд и тесты), но зато хорошо помню, что два или три блока я никак не мог довести до полностью рабочего состояния. Встретились такие "завязки", распутать которые я был не в состоянии, хоть просидел бы с ними неделю или больше. Видя мои мучения, подходил Саша и предлагал свою помощь. И... находил ошибку за пару часов или что-то около того.

Саша и Нина Павлюковы

У нас с Сашей сложились дружеские отношения, я даже был у него свидетелем на свадьбе с его женой Ниной. Саша с семьёй давно живёт на Украине, в Днепропетровске. Несколько раз он приезжал в Псков к родственникам по линии жены, последний раз в 2006 году. Каждый раз Саша заходил ко мне домой в гости. В разговоре он признавался, что и сегодня помнит основные схемы любимого блока, узловского БА. Ключом к пониманию этого блока для него служили отличная хватка схемотехника с прекрасной памятью и знанием последовательности сигналов при выполнении арифметических операций, а также природный талант изобретателя и отличная интуиция.

****
"Сожалею о потенциале того молодого коллектива разных времен и годов призыва, мы были, в принципе, хорошо заряжены".
****
В этом я готов согласиться с Олегом Стрижковым. И действительно жалко, что производство вычислительной техники на заводе было постепенно свернуто.
****
"Военпреды - интересная категория специалистов. Мне кажется, что туда попадали офицеры, неспособные, по разным причинам, к основной службе, но способные жучить матросов, т.е. нас, инженеров. И эту "школу" мы прошли и потом были почти друзьями..."
****
Я в этом вопросе не совсем согласен с Олегом. С военпредами мне пришлось общаться и как настройщику во время сдачи настроенных плат и блоков, и как мастеру и старшему мастеру. Не буду вдаваться в то, как они оказались на этой работе / службе, и сколько лет провели на флоте. Именно на флоте, потому что в 20-м цехе военпредами работали морские офицеры. Часть приемки, конечно, производили контролеры женщины.
Приемку "Узла" в 1975-1978 производил капитан III ранга Галушкин Борис Иванович. Он, мне помнится, совсем не "жучил" настройщиков, но в силу своей высокой технической грамотности не пропусках ни сбоев оборудования во время сдачи, ни хитростей "соискателей" заветной печати ПЗ. Он на самом деле хорошо представлял, какой должен получиться результат, поэтому спокойно и даже с улыбкой делал свое дело. Я не помню, чтобы он, что называется, тупо "качал права". Мало того, старался вникать в реальные проблемы цеха, "без лишнего шума" позволял в случае неудачи первой приемки исправить замечания и предъявить второй раз. При этом соглашался при необходимости задержаться до вечера. Мне кажется, случалось, приходил и в выходные дни. С настройщиками у него были вполне дружеские отношения, которые, правда, не влияли на принципиальные вопросы. Борис Иванович не упускал возможностей побывать на объектах и посмотреть, как идут пуско-наладочные работы, или работа системы в реальных условиях. Причем его визиты не носили характера “инспекторских проверок”, были конструктивны и направлены на повышение эффективности работы ПЗ (прим. Колон С.В.).
Я хорошо помню также капитана II ранга Леонова Дмитрия Дмитриевича. Тоже технически грамотный человек, интеллигентный, мягкий в общении. Правда, в приемках “Узла” я его не могу вспомнить. Будучи на пенсии, он позднее несколько лет ещё работал в СКБ ВТ в секторе технического обслуживания и ремонта оборудования.
С Самецким Николаем Андреевичем мне не пришлось работать в цехе, но я его хорошо знаю и тоже иногда встречаюсь недалеко от завода. Прекрасный человек. О Николае Андреевиче, следовало бы рассказать отдельно. Он до сих пор живо интересуется делами, связанными с жизнью систем выпущенных заводом, техническими новинками и веяниями в ВМФ (прим. Колон С.В.).
****
Я был бригадиром и мы достаточно долго проработали следующим составом: Виноградов Леонид, Купряхина Валентина, Вагина Галина, Гвоздева Надежда, Зязина Людмила, Туровер Сергей, Сафрин Юрий и я, Стрижков Олег.
****
Бригада такого состава сформировалась в последний 1978 год моей работы и существовала, мне кажется, почти до окончания выпуска "Узлов". Мне с ребятами приходилось много раз контактировать, когда они вот именно таким составом приносили в СКБ ВТ комплекты блоков БПП на автоматизированую проверку или на дефектацию. Купряхина Валентина в 80-х годах работала в отделе внедрения СКБ ВТ, Сафрин Юра через пару лет куда-то ушёл. Купряхина Валя перешла работать из цеха в отдел внедрения СКБ ВТ в 75 г., и, по – моему, с 78 года до 91 была начальником лаборатории “Узел” (прим. Колон С.В.).
****
"...аврал и ночные бдения в то время были нормой. А упаковка! Это песня. Слесаря не смогли удовлетворить военпредов, Завьялов попросил нас, инженеров, освоить эти семь или больше слоев, в дальнейшем мы и этим занимались постоянно, правда, за отгулы"
****

Уб упаковке и напишу отдельно в следующей части 4.

В цехе №20 и в СКБ ВТ. Воспоминания об «Узле» и К-200. Часть 4

Упаковка

Требования технологии упаковки были весьма напряженными. В этом, видимо, в полной мере сказывались традиции поставки оборудования для ВМФ.
Может быть, это не столь интересно, что я напишу, и наверняка, есть люди, значительно лучше знающие вопрос, но все же какое-то время, будучи старшим мастером, я вместе с большой командой суетился на упаковке и слушал завершающий аккорд десятка молотков, дружно забивающих гвозди в крышки ящиков из добротно высушенных и гладко выструганных сосновых досок.
Задолго до сдачи "Узла" распред Маша на специальной установке, а когда и обычным утюгом клеит массу полиэтиленовых мешков, сушит и насыпает в холщовые мешочки селикагель, чтобы к финишному рывку упаковки всё было готово. Никто заранее не знает, когда будет дана команда. Она может поступить в любое время суток, поэтому штатные упаковочные ящики-футляры расставлены вдоль всего широкого прохода "второго" этажа цеха, а деревянные щиты больших ящиков стоят вдоль стен в "прихожей" цеха напротив туалетов. Если было надо, то плотники из 9-го строительного цеха тоже находились на месте, или спали где-то неподалёку в обнимку со своими молотками.
И вот начинается упаковка. Все блоки выкручиваются из секций приборов, на каждый висящий разъём надевается полиэтиленовый мешочек и завязывается, каждый блок запихивается в свой п/э пакет с мешочком селикагеля внутри, пакет тут же запаивается и перед окончательной запайкой из него обычным пылесосом выкачивается воздух, чтобы сдуть пакет. Потом блоки прикручиваются внутри своих ящиков-футляров по два блока БПП, по одному "большому" блоку БА, БНО, БОП.

(В штатные ящики возимого и базового ЗИПа устанавливается по четыре блока БПП, по два блока типа БНО, БК, по пять – шесть блоков 161 прибора. Самые большие (тяжелые и громоздкие) ящики – это ЗЯ2-5, ЗЯ3-7, хранящие в своем чреве по два БОПа (прим. Колон С.В.)

Алюминиевые герметично закрываемые ящики-футляры, обклеенные внутри поролоном, выкрашенные той же светло-серой эмалью, что и секции приборов, представляют собой настоящее произведение слесарно-сварочного искусства, поскольку в будущем должны выдержать весьма неласковое с собой обращение на лодке. (По составу возимого комплекта ЗИП у меня есть вопросы к разработчикам этого состава, на это вопрос отдельного повествования (прим. Колон С.В.). Руководит упаковкой заместитель начальника цеха, но одновременно с ним в исключительном волнении отдают распоряжения, да и сами таскают блоки механик цеха Николай Васильевич Мыслин, старший мастер этажа, мастера Кондратенко Александр Васильевич и Милькевич Владимир Николаевич. Всем хватает работы (и суеты, конечно). На разъёмы секций прикручены заглушки, а сами секции запихиваются в большие полиэтиленовые мешки, потом мешки запаиваются с откачкой воздуха, а затем каждая секция заворачивается во много слоёв (Олег Стрижков помнит, что шесть) промасленной бумаги, рулон которой всегда стоит в "секретной" узловской комнате.

Перед закрытием ящиков-футляров с блоками соблюдение технологии упаковки проверяет контролер ПЗ, ставит свой штампик на упаковочном листке. Тут же Б.И. Галушкин. он смотрит за всем процессом. Наконец, все ящики закрыты, свинцовые пломбы зажаты пломбиратором. А молотки плотников уже давно стучат, сколачивая из щитов деревянные ящики, куда вскоре поместят и укрепят секции приборов, ящики с блоками, отдельно 165-й прибор и ещё ящик с документацией. На улице внизу, у дверей цеха, там где находятся двери грузового лифта, уже дожидается крытый "Урал", готовый к погрузке.
На следующее утро об отправке "Узла" напоминают разбросанные по всему этажу обрывки черного пергамина, куски полиэтиленовой плёнки, оставшиеся лишними мешочки с селикагелем, да ещё отсутствие бригады настройщиков-узловцев, отправленной в отгулы на несколько дней.
Да, инженерам 20-го цеха приходилось заниматься и настройкой, и упаковкой, и ездить в колхозы, а также перевозить на тележках упакованные комплексы "К-200" на склад сбыта ("Узел" позволялось таскать только заводской бригаде такелажников, потому что готовые ящики были неподъёмными).
Кроме этого, то и дело начальник цеха давал указания мастерам организовать уборку "подшефной" территории вокруг цеха, а также за территорией завода (особый шум поднимался, когда ждали визита директора завода И.Л.Дыкмана). При этом монтажников запрещалось трогать, поскольку им нельзя было таскать тяжести, напрягать руки - их тончайший инструмент для паяния. Для всех подобных дел оставалась бригада слесарей и электриков во главе с механиком цеха и, главным образом, молодые инженеры настройщики. Будучи старшим мастером этажа в течение последнего года работы в цехе, я всегда еле сдерживался от возмущения, получив очередное распоряжение подметать улицу или чистить фонтан перед цехом. Как будто для этого нельзя было элементарно взять в штат цеха дворника.
Но ещё паршивее было уговаривать своих товарищей помочь в этом пыльном деле и не подводить меня. Кстати, честно признаюсь, что эти моральные стрессы тоже отчасти послужили причиной моего ухода из цеха. Всегда проще самому взяться за метлу, чем просить об этом своего товарища, который, ну, никак не мог стать для меня просто подчинённым.

"В ноябре 1978 года я перевелся в СКБ ВТ"

Я уже написал выше, что по приходу в СКБ ВТ по распоряжению Гинтера А.В. меня направили работать в БМО под руководством Долгополова А.С.

Долгополов Саша...
Александр Сергеевич за все время знакомства и работы с ним представился мне весьма незаурядным и неординарным человеком. Пожалуй, таких же, как он, я больше не встречал. Я не успел толком узнать, каков он в обыденной жизни, но на работе постоянно видел его, погружённого в решение каких-то научных проблем. Он готовился к защите кандидатской диссертации, поэтому постоянно писал неведомые нам программы и частенько сидел за пультом машины "К-200" за решением своих задач и проведением экспериментов. Складывалось такое впечатление, что темы, которыми он руководил в СКБ ВТ, были лишь дополнением к его научной деятельности. В тоже время Саша был достаточно лёгкий в общении человек, с изрядным запасом юмора. Правда, это юмор был порой весьма язвительным. Особенно если речь заходила о некоторых его оппонентах по научной части. Через пару лет нашей совместной работы он защитился и уехал работать а Питер. Позднее доходили сведения, что его видели даже в командировке в Индии.

На субботнике в заводском пионерском лагере в Черняковицах. Май 1979 года

Долгополов привел меня сначала в большой "греческий зал", главное в то время помещение СКБ ВТ, где одновременно находилось несколько отделов и где мне выделили стол в "районе" расположения технологов (среди столов БМО места для меня вначале не нашлось). Да, собственно, за столом я сидеть не собирался, потому что в первый же день Саша показал и рассказал мне, что надо делать. В маленькой комнате этажом ниже на стандартных столах комплекса "К-200" стояли ожидающие (как оказалось - меня) машина и рамы УВВ и УДП с блоками. Задача поставлена такая: взятый в 20-м цехе в “слегка” настроенном состоянии комплекс надо было настроить до конца, включить в него также несколько новых блоков. Надо также доработать комплект документации и написать техническое задание конструкторам для создания новой конструкции комплекса, пригодной для применения на животноводческих фермах в качестве информационно-справочной и управляющей системы.
Не буду в подробностях описывать, как я всё это делал, а просто вспомню несколько интересных, на мой взгляд, моментов.
Одновременно с моей "К-200" в этом очень небольшом помещении находился ещё один комплекс "К-200" (машина, большая конструкция из трёх рам с блоками, два накопителя на магнитной ленте ZMB, стол с "Консулом"), на котором работала группа разработчиков системы автоматизированного контроля "Агат". На базе "К-200" они делали систему, которая должна была (и впоследствии действительно делала) в автоматическом режиме проверять исправность кабелей, жгутов с разъёмами, печатных плат всех производимы на то время изделий 20-го цеха: "Узла", "К-200", но главным образом "НЦ-1". Я до сих пор считаю, что сделанная СКБ ВТ в рамках внедрения в производство "НЦ-1" система АСК "Агат" было весьма значительным примером успешного конкретного применения машины "Электроника К-200". В группе "Агат", насколько я помню, аппаратной частью "К-200" занимались ребята из отдела внедрения в перерывах между командировками, для них это была хорошая "домашняя практика" в освоении настройки. Аппаратурой подключения изделий (громадная "книжка" коммутатора) занимались девушки. Света Горбунова, Лена Андреева, Лена Погорельская, Вера Иванова (что-то много их там было!), которые постоянно "мелькали" в нашей комнатке и не давали сосредоточиться на работе: только залезешь с паяльником внутрь блока, намереваясь перепаять связи, а тут девичьи голоса - тяжело было работать...
Программированием "Агата" занимались сразу несколько программистов БМО, это Володя Акимов (Владимир Леонидович), Паша Вайнонен и, кажется, сам А.С. Долгополов (видимо, кто-то ещё, но я этого мог не знать). В конечном итоге завершали работу Акимов с Долгополовым.

“Это вам не программы сочинять…” (в пионерском лагере на субботнике). Доголополов Саша слева, в очках.

А прямо посередине комнаты стоял стол, вокруг которого всегда толпились несколько внедренцев. Она настраивали машину "К-2000" (кадветыщи!). В те годы странно было слышать такое название, поскольку до конца 20-го века ещё было много лет, и я до сих пор не знаю, кто его придумал. Насколько я помню, новая машина должна была заменить "К-200" и по архитектуре повторяла её. Но при этом вся схемотехника была сделана на БГИС (больших гибридных интегральных схемах).
К сожалению, это был первый и последний экземпляр "Электроники К-2000" (в Пскове). Через какое-то время после сдачи темы она исчезла из нашей комнаты, и что с ней стало дальше, я не знаю. Если этот вопрос интересен, то, наверное, можно у кого-то найти информацию, так же, как и по разработчикам и изготовителям БГИС. В СКБ ВТ позднее, по-моему, БГИС больше нигде не применялись.
Итак, я начал заниматься настройкой предоставленного в полное моё распоряжение комплекса "К-200" и его модернизацией, в результате которой должен был появиться комплекс "Рубин". Название было взято не случайно по имени нашего объединения, и это косвенно говорило о том большом значении, которое придавалось руководством завода этой теме. Вероятно, предполагалось, что новый комплекс может пойти в серию уже не просто как базовый комплект машины и внешних устройств, но как законченная система АИУС "Рубин".
Я не знаю, кто конкретно предложил Дыкману идею разработки и изготовления данной системы, но в разгар "битвы за подъем сельского хозяйства в нечерноземье", такая идея была для завода как нельзя кстати. Она находилась в полном соответствии с курсом партии и правительства, а ещё в интересах завода, который мог продлить годы жизни "К-200" и получить под это финансирование.
Я нисколько не исключаю (хотя это мои домыслы), что идея пришла А.В.Гинтеру. Именно для её реализации было мобилизовано СКБ ВТ, а я оказался в нужное время в нужном месте. Видимо, Долгополову, как начальнику БМО было поручено руководить темой "Рубин" и разработать программное обеспечение системы, которая должна была включать в себя базу учета данных о племенном и молочном поголовье животноводческой фермы, рабочие места операторов, программы управления тем или иным оборудованием фермы.
Забегая вперёд, расскажу об одном эпизоде. Через несколько месяцев кропотливого труда (видимо, весной или в начале лета 1979 года) я с кучей документов и обширным техническим заданием на конструирование пришёл в конструкторский отдел СКБ ВТ согласовывать это ТЗ. Почему-то со мной не было Долгополова, как руководителя темы, хотя по всем правилам взаимоотношений между отделами он должен был присутствовать. Меня встретил начальник КО Соболев Анатолий Стапанович. Не могу сказать, встречался ли я с ним ранее, с учетом того, что до 1976 года его не было на заводе, у меня не было отношений с конструкторами. Это был, по сути, первый опыт. Видимо, Соболев полностью был в курсе работы, поэтому не стал сам долго смотреть документы, но, только услышав, что я работаю у Долгополова то теме "Рубин", он тут же поведал мне, что на нашем заводе есть два авантюриста: авантюрист номер один - это Гинтер, а номер два - это Долгополов (?!...).
Не знаю, наверное, он почувствовал, что я никому не стану передавать его высказывание, или ему в тот момент уже было все равно, но этот эпизод я запомнил очень хорошо и значительно позже стал рассказывать своим друзьям в качестве одной из "баек" про СКБ ВТ. Но, кстати, жизнь полностью подтвердила характеристику, данную Соболевым как Гинтеру, так и Саше Долгополову. Я так думаю. Гинтер А.В. в эпоху повсеместного "строительства" финансовых пирамид "основательно вложился" в одну из них, надеясь получить хороший доход, но прогорел, а потом несколько лет возглавлял общество защиты прав обиженных вкладчиков (если я не ошибаюсь в названии). О его деятельности на этом неожиданном посту довольно часто в те времена писала местная пресса, публиковались и его собственные статьи. Саша Долгополов как будто заранее знал, что наша работа по "Рубину" рано или поздно будет закрыта, и никакого внедрения на ферме не состоится, поэтому потихоньку писал программы для своих экспериментов по теме диссертации, которые я ошибочно относил к программам для нашего комплекса. Вопрос о сельском хозяйстве как-то сам собой сошёл к полному нулю, и комплекс мы впоследствии применили в иных целях.
А пока разработка "Рубина" продолжалась. По нашему с Долгополовым решению комплекс "Рубин" базировался на машине "К-200" и комплектовался двумя стойками с периферийными блоками и устройствами. В машине я сначала исправил все ошибки, которые там оставались после черновой настройки в 20-м цехе. В этом мне, конечно, по-дружески помогали ребята из отдела внедрения, которые рядом настраивали "К-2000", делясь своим опытом. Ведь в цехе мне не пришлось дорасти до настройщика машины. УВВ и УДП я знал, поэтому потихоньку привел их в нужный вид. Затем были произведены существенные доработки комплекса:
- оперативная память машины расширена до 1К слов за счет установки блока БОП на хмельницком "кирпиче" - блоке БОП в тёмно-сером герметичном корпусе;
- в систему добавлены блоки: БУФСУ - блок ввода с фотосчитывающего устройства FS-1501, блок управления дисплеем "Видеотон-340", БУНМД - блок управления накопителем на магнитных дисках (из состава машин ЕС, объём пакета дисков, кажется, был 10 МБ).

“Извини, К-200, что сижу к тебе спиной…”
Молодые программистки БМО заслонили собой стойку комплекса.

В техническом задании на конструкцию стоек с периферийными платами и блоками я постарался внести целый ряд новшеств, которые, на мой взгляд, значительно облегчали настройку комплекса и последующую эксплуатацию. Я как бы делал стойки под себя, достаточно перед этим полазив под столами базового комплекса "К-200", в котором рамы УВВ и УДП устанавливаются внутри столов.
После изготовления и монтажа стоек я без помощи слесарей сам достаточно легко установил в них все блоки, прикрутил кабели. При этом не было особых сложностей. Довольно компактные стойки цвета морской волны (под цвет корпуса "кубика" машины) имели съемные двери спереди (с прозрачными окнами перед блоками БУНМЛ и БУНМД) и сзади. Удобно было подходить и выполнять непосредственно с панелей блоков, которые находились по высоте на уровне глаз и груди, ручное управление НМЛ и НМД. Довольно удобно было выполнять ремонтные работы с обратной стороны стоек. Тыльные стороны блоков были легко доступны как для щупа осциллографа, так и для руки с паяльником. Разъемы толстых кабелей со свинцовой оплёткой прикручены к открывающимся на петлях панелям, поэтому обратная сторона разъемов при открытой панели также была доступна. Короче говоря, мы постарались вместе с конструктором стоек Зоей Лещенко учесть наиболее существенные недостатки конструкции базового комплекса "К-200". В то же время, повторяю, стойки были довольно компактными.
Кстати, мне напомнил С.В.Колон, что значительно ранее был изготовлен комплекс, в широкой стойке которого одновременно были установлены блоки машины, УВВ и УДП, и это комплекс тоже назывался "Рубин" и даже активно использовался для обучения специалистов и разработки программ. Для чего изначально он был изготовлен на заводе (и на заводе ли…) я не знаю. Долгое время он стоял в 20-м цехе перед кабинетом Завьялова.
Параллельно с настройкой нашего "Рубина" отлаживались различные программы, которыми занимались Долгополов Саша и Акимов Володя. Эти программы обеспечивали ввод данных с фотосчитки, подключение дисплея "Видеотон-340" в качестве терминального устройства вместо ЭПМ "Консул-254", подключение нового ЭМП типа "Консул-260", реализацию обмена данными с НМД, подключение бытового телевизора в качестве табло для вывода информации; включение в состав ПО комплекса транслятора с языка "Фортран". Были написаны и отлажены масса различных тестов. То есть работа шла довольно активно.
Но, как я написал выше, комплекс так и не "познал соседства с бурёнками". Тема был формально сдана и закрыта, а комплекс “Рубин” до поры до времени остался на своём месте в СКБ ВТ. Вскоре Долгополов защитил диссертацию и уехал жить и работать в Ленинград, где я его однажды встретил на одной из площадок питерского "Гранита", что находилась не пересечении Суворовского проспекта и одной из Советских улиц.

Одной из проблем в производстве и настройке "Узла" всегда была проблема качества выполнения прошивки блоков БПП (20 штук в "Узле"плюс 31 в ЗИП). Магнитные модули (16 штук в одном блоке) плюс магнитные дешифраторы (2 шт. на блок) прошивались вручную, при этом применялись тонкие швейные иглы, поскольку надо было многократно прошивать сердечники малого диаметра. Концы проводов припаивались к выводам, имеющим малый шаг между собой. Вероятные ошибки, это: ошибки в прошивке, нет контакта с выводом, замыкание между выводами, обрыв провода и т.п. Основная часть ошибок исправлялась на этапе поверки модулей и дешифраторов на стендах, при настройке магнитных плат, блоков на стенде настройки БПП и, в конце концов, во время настройки в составе приборов. Однако все это не гарантировало 100% исправное ПЗУ.
Стенд настройки БПП позволял проверить память по контрольным суммам, полный визуальный контроль всех ячеек по индикаторам тоже возможен, но кто же его будет делать, а если и будет, то легко просмотреть ошибку. В системе по комплексному тесту памяти или по каким-то иным тестам невозможно было выловить все ошибки, так как они тоже основаны на вычислении контрольных сумм. А если, например, перепутаны строки в дешифраторе, то все контрольные суммы считаются правильно, а вот информация считывается неверная. Надо решать задачи, чтобы выяснить наличие ошибки.

В процессе предъявления системы на комплексном стенде задача решения контрольных примеров не ставилась, т.к. это занимало значительное время и осуществлялось в Петровске. Таким образом, у нас на стенде полностью функционировала управляющая программа “Центральный Диспетчер” и его ЧАДы (частные алгоритмы диспетчирования), и, соответственно, блоки БПП, в которых эти алгоритмы были зашиты (прим. Колон С.В.).

Нужна было стопроцентная проверка памяти на этапе настройки блока. Вот эту задачу мы и решили на комплексе "Рубин". Впоследствии повторили её решение сначала на ДВК, а потом и на компьютере.
Идея контроля "зашитой" памяти по эталонному файлу, конечно, не нова. Тем более, что, как я упоминал выше, в СКБ ВТ активно разрабатывался и внедрялся АСК "Агат", в котором применялись различные эталоны.
Проверка информации, зашитой в БПП была осуществлена по требованию, вновь пришедшего в то время старшего представителя заказчика цеха 20 Самецкого Николая Андреевича на основе технических актов, о проведении пуско – наладочных работ. Так как на объектах при проверке ЗИП выявлялись блоки, с которыми не решались задачи (прим. Колон С.В.).
Мне кажется, что способ реализации контроля информации в блоках БПП мы предложили совместно с Долгополовым. Я разработал плату сопряжения с блоком БПП для комплекса "Рубин" (она ставилась в блок УВВ) , а программу проверки разработал молодой тогда программист Виктор Мацук под руководством Володи Акимова.

Наше БМО. В центре (стоит) Долгополов А.С., в центре (сидит) Мацук Виктор, я справа

(продолжение статьи - в следующей части 5)

Часть 5 (В цехе №20 и в СКБ ВТ...)

Продолжу про контроль блоков БПП в СКБ ВТ

Сначала были созданы так называемые "эталонные информационные массивы БПП" путём считывания зашивок с комплекта заведомо исправных блоков БПП (его взяли на денёк с уже сданного заказчику "Узла"). Считывание оказалось вполне удачным, потому что впоследствии претензий к их истинности не возникало. Массивы (как и сама программа проверки) хранились на магнитных лентах и считывались на НМЛ (немецкий ZMB или советский НМЛ-67). Далее всё просто: запускалась программа контроля, подключался блок БПП (информационный РС-50 и разъем питания), на клавиатуре дисплея "Видеотон-340" вводилось имя эталонного файла, который считывался; производилось сравнение данных в каждой ячейке БПП с эталонным значением, на "Консул-254 / 260" выводились сообщение об успешной проверке или о найденных ошибках. Сведения об ошибке печатались в расшифрованной форме, которая понятна была монтажнице для исправления.
На протяжении всех последующих лет ни один "Узел" не настраивался, прежде чем все БПП не проходили проверку на этом комплексе в СКБ ВТ. И с тех пор нареканий по части БПП практически не было.
Помню, как происходила проверка комплекта блоков, поскольку на все последующие годы как-то само собой получилось, что именно я и никто другой производил это "шаманство". «Шаманство» - любимый термин Н.А. Самецкого, за что он и имел кличку «Шаман». Это относилось не только к проверке блоков памяти (прим. Колон С.В.). Вся бригада "узловцев" приходила из 20-го цеха в СКБ ВТ (между нашими помещениями можно было пройти по специальному переходу, минуя улицу) и каждый приносил в руках по два-три блока (БПП удобно нести, держа его одной рукой за "ухо", в которое вставлен разъём РС-50). Ставили все блоки на широкий стол и рассаживались, кто где, чтобы наблюдать "процесс". Попутно обменивались со мной новостями и шутили. По части шуток, конечно, всех превосходили Олег Стрижков и Юра Сафрин. Представители заказчика приходили редко, они вполне доверяли тому, что было напечатано в передаваемой мною распечатке. На проверку одного блока уходило меньше минуты. Во время считывания с ленты файла и проверки информации динамик машины издавал 8 периодов одинаковой мелодии (данные считывались 8-ю пакетами), и эта песня мне слышится до сих пор. В конце проверки раздавался стрекочущий звук "Консула", по ритму которого сразу можно было, не глядя на печатаемый текст, сказать, что блок исправен.
Все присутствующие дружно улыбались. А если "Консул" звучал как-то иначе, то раздавался вздох, и все ждали, что я скажу про ошибку. Посмотрев в распечатку, я "изрекал", что "скорее всего, строки в дешифраторе перепутаны" или "перепутаны два соседних разряда в таком-то модуле", или "тут, наверное, обрыв...".
Когда все блоки были проверены (минут через 15-20), вся процессия с блоками и распечаткой возвращалась к себе в цех. Потом кто-то приносил для контрольной проверки исправленные блоки. И вот такая работа у нас продолжалась, пока выпускался "Узел".
Комплекс "Рубин" в результате формального выполнения какой-то "хитрой" темы был переименован в конструкторских и прочих документах в "комплекс контроля БПП" и в этом статусе использовался. Но и позднее, когда выпуск «Узла» закончился, блоки проверялись. Об этом ниже.
Можно сказать два слова также о том, что можно было с таким же успехом, как блоки, проверять магнитные платы перед установкой в блоки. И мы это демонстрировали руководству. Но данная технология не прижилась, так как не захотелось никому таскать платы туда сюда. Мы также сделали стенд для проверки отдельных магнитных модулей, в котором любой узловский магнитный модуль можно было вставить в контактирующее устройство и так же, как блок или плату, проверить, сравнивая с эталонной информацией. Тему сдали, но "на излёте" выпуска "Узла" цех не захотел внедрять у себя весь этот комплекс.

Ведущий программист для К-200 в СКБ ВТ Акимов Владимир Леонидович. Видна передняя панель машины.

И ещё было применение комплекса, пока мы не отдали его в 20-й цех (это было, честно сказать, передача того, что уже ни нам, ни цеху в то время было не надо). Мы подключили его к станку, который "прошивал" БПП на "П-образных" сердечниках. Станок имел параллельный интерфейс для управления. Я разработал схему платы сопряжения с этим интерфейсом (к тому времени Долгополова уже не было, а я был начальником БМО, совмещая эту должность с работой разработчика схемотехники нестандартного оборудования для "К-200" :-)). Володя Акимов написал программу управления этим станком. Станок фактически раскладывал жгут из тонкого медного лакированного провода на шаблоне (этакий прямоугольный "ёжик" с "иглами" в виде штырьков квадратного сечения). В качестве исходной информации для укладки использовались все те же эталонные информационные файлы на магнитной ленте.

Помню, что были сделаны несколько блоков БПП с такой конструкцией магнитных плат (они, мне помнится, были не "впаиваемыми", а "врубные", то есть легко могли заменяться в блоках). Блок представлял собой унифицированную часть, в которую могла быть вставлена любая магнитная плата. Идея хорошая. Её активно продвигал отдел ПТО ВТ. Но эта идея в серию не пошла. Я не знаю, почему, не буду гадать. Кто-то, наверное, знает причину. Хотя, скорее всего, потому, что время производства "Узла" заканчивалось, надо было заниматься сопровождением БПП прежней конструкции, где уж там провести такую гигантскую перестройку по части ПЗУ... "Узел" это ведь даже не "Мерседес", который можно тысячами отозвать у потребителя, чтобы заменить какую-то деталь.

Продолжу...
Комплекс "Рубин", о котором я так много здесь рассказал, был "последним из К-200", я думаю, который был на заводе списан и в конце своей жизни разобран с целю утилизации драгметаллов. Я знаю, что машина и стойки ещё очень долго хранились на складе в цехе 20, куда СКБ ВТ её передал в 90-х годах.

Ремонт блоков БПП

Ещё весьма интересное применение системы проверки БПП - это так называемая "дефектация" блоков перед выполнением их ремонта в 20-м цехе.
Блоки БПП на ремонт поступали партиями по 20 (а то и 51 - вместе с ЗИП) штук. Что в них зашито, не всегда возможно было выяснить, потому что надо было поднимать проведённые извещения предыдущих лет. В БМО велась регистрация отработки извещений с какого-то года, но и она не всегда давала точный ответ. Кроме этого, часть блоков была просто неисправна. После предварительного осмотра и проверки блоков в цехе (блоки должны по крайней мере считываться) комплект поступал к нам. Опять же, их приносил Стрижков со своей бригадой. От СКБ ВТ взаимодействие с ПТО ВТ и цехом осуществляла Купряхина Валентина. Моя задача состояла в том, чтобы документально выдать результаты "дефектации", то есть написать, в каких блоках необходимо заменить старые магнитные модули на вновь прошитые, а в каких - перешить те или иные контакты. Что, собственно, и делалось. У меня сохранилась папка с копиями этих документов. Я через ПТО ВТ выдавал для цеха 20 эти рекомендации.

Внедрение изменений в БПП

Уже в начале моей работы в должности начальника бюро математического обеспечения СКБ ВТ (потом - начальник сектора ПО) пришлось много заниматься вопросами сопровождения программного обеспечения "Узла": обеспечивать внедрение изменений ПО, внедрение ПО экспортного "Узла", печатать технологическую документацию для прошивки магнитных модулей и настройки блоков БПП.
Если раньше изменения в ПО “Узла”, которые приходили из Петровска, сопровождались пачкой документов на прошивку модулей, то при внедрении экспортного "Узла" все документы пришлось изготавливать самим. Впоследствии все изменения мы также проводили сами. Не могу сказать, почему Петровск перестал поставлять документацию. Но это уже было не важно.
В процессе внедрения экспортного "Узла" у нас был разработаны программы для комплекса "Рубин", которые позволяли:
- редактировать по извещениям эталонные массивы
- выпускать на АЦПУ документацию для прошивки магнитных модулей и для настройки БПП
Специально для выпуска документации был куплен АЦПУ ЕС-1032, который состыковали с комплексом "Рубин", который, таким образом, превратился в "комплекс документирования для "Узла". АЦПУ располагался на так называемом "фальшполу", располагавшимся напротив нашей комнаты с комплексом "Рубин", по соседству с монтажным участком. Собственно, фальшпол из литых алюминиевых плит был построен для установки на нём машины НЦ-1 (потом НЦ-2 и 5Э37), СУПВВ и прочего периферийного оборудования. Многочисленные кабели прокладывались под плитами фальшпола.
Помню, как "ругались" монтажники, когда мы печатали трафареты в нескольких экземплярах на отечественный и на экспортный узел. Печать шла довольно долго, несколько часов, потому что объем бумажных документов весьма велик. При этом линии отреза отдельных трафаретов печатались в виде 80-ти знаков тире, что означал одновременный удар 80-ти молоточков по линии "тире" на барабане. Раздавался резкий и довольно громкий звук. И это повторялось примерно через каждые 2 секунды множество раз. Разумеется, что через некоторое время слушатели начинали сильно нервничать. После очередного возмущения пришлось переносить печать на поздний вечер, когда основная часть работников отсутствовала.
Позднее аналогичное программное обеспечение было разработано, соответственно, для ДВК и для компьютера. Правда, трафареты в таком массовом количестве уже печатать не приходилось. В настоящее время СКБ ВТ по-прежнему хранит массивы эталонных файлов различных модификаций ПО для "Узла", а также всевозможные листинги, файлы для программирования БПП на микросхемах флэш-памяти.
Для переноса эталонных файлов с магнитных лент на дискеты ДВК мне пришлось разработать для УВВ К-200 специальную плату сопряжения (со стороны ДВК применили, если не ошибаюсь, плату параллельного ввода-вывода И1). Володя Акимов написал программы для двух машин. Таким образом мы перекачали все массивы и стали использовать ДВК для проверки БПП и выпуска документации. Программы для ДВК далее явились основой комплекса программ сопровождения "Узла" и ЦВК "Дельфин" на компьютере.

В 1988 году в СКБ ВТ был разработан ЦВК на новой элементной базе (условное наименование - "Дельфин")
С "Дельфином" пришлось выполнять практически такую же работу, как с "Узлом", то есть сопровождать корректировку ПО, печатать технологическую документацию, обеспечивать прожиг ТЭЗ ПЗУ, проверять ТЭЗ ПЗУ и т.д.
В 1997-98 году была выполнена интересная работа, связанная с ЦВК "Дельфин".
Для того, чтобы производить отладку программного обеспечения ЦВК, не программируя при изменении информации каждый раз новые микросхемы ПЗУ, было разработано и изготовлено устройство, названное отладочным ОЗУ. Отладочное ОЗУ обладает следующими свойствами:
- устанавливается в ЦВК и работает вместо ТЭЗ-ов ПЗУ
- принимает по внешнему каналу из компьютера полностью всё ПО
- программа в компьютере обеспечивает визуализацию и интерактивное изменение
программы и/или констант а отладочном ОЗУ
- обеспечивает выгрузку содержимого отладочного ОЗУ в компьютер и "обратное" формирование эталонных файлов для последующего программирования микросхем ПЗУ
Короче говоря, любое изменение в ПО ЦВК можно сначала сколько угодно "обкатывать" с отладочным ОЗУ, а когда все отлажено, получить данные для программирования ПЗУ. Для управления отладочным ОЗУ между ним и компьютером присутствует контроллер МПСУ на базе каркаса КМ8 (производится у нас в СКБ ВТ).
При необходимости, можно обо всем этом написать подробнее, так как это происходило сравнительно недавно, а участники работают сегодня в СКБ ВТ (Горбунова Светлана, я, Станислав Чащухин, Саша Кульнев, Сергей Колон, Марина Хоменко...). К сожалению, в этом году не стало Шиптяковой Людмилы.
Вот, пожалуй, всё.

Фотографии, которые не включены в текст

Машинный блок БНО, вид со стороны плат (блок питания вынут)

Внешний вид “узловского” блока оперативной памяти БОП

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

Внешний вид “узловского” блока БрВых.

*

*

*

На этом данная статья завершается...

Надеюсь, что её прочитают когда-нибудь кто-то из участников описываемых событий. Тогда можно написать мне замечания или дополнения по адресу vbs010452@rambler.ru