В цехе №20 и в СКБ ВТ. Воспоминания об «Узле» и К-200. Часть 4

Упаковка

Требования технологии упаковки были весьма напряженными. В этом, видимо, в полной мере сказывались традиции поставки оборудования для ВМФ.
Может быть, это не столь интересно, что я напишу, и наверняка, есть люди, значительно лучше знающие вопрос, но все же какое-то время, будучи старшим мастером, я вместе с большой командой суетился на упаковке и слушал завершающий аккорд десятка молотков, дружно забивающих гвозди в крышки ящиков из добротно высушенных и гладко выструганных сосновых досок.
Задолго до сдачи "Узла" распред Маша на специальной установке, а когда и обычным утюгом клеит массу полиэтиленовых мешков, сушит и насыпает в холщовые мешочки селикагель, чтобы к финишному рывку упаковки всё было готово. Никто заранее не знает, когда будет дана команда. Она может поступить в любое время суток, поэтому штатные упаковочные ящики-футляры расставлены вдоль всего широкого прохода "второго" этажа цеха, а деревянные щиты больших ящиков стоят вдоль стен в "прихожей" цеха напротив туалетов. Если было надо, то плотники из 9-го строительного цеха тоже находились на месте, или спали где-то неподалёку в обнимку со своими молотками.
И вот начинается упаковка. Все блоки выкручиваются из секций приборов, на каждый висящий разъём надевается полиэтиленовый мешочек и завязывается, каждый блок запихивается в свой п/э пакет с мешочком селикагеля внутри, пакет тут же запаивается и перед окончательной запайкой из него обычным пылесосом выкачивается воздух, чтобы сдуть пакет. Потом блоки прикручиваются внутри своих ящиков-футляров по два блока БПП, по одному "большому" блоку БА, БНО, БОП.

(В штатные ящики возимого и базового ЗИПа устанавливается по четыре блока БПП, по два блока типа БНО, БК, по пять – шесть блоков 161 прибора. Самые большие (тяжелые и громоздкие) ящики – это ЗЯ2-5, ЗЯ3-7, хранящие в своем чреве по два БОПа (прим. Колон С.В.)

Алюминиевые герметично закрываемые ящики-футляры, обклеенные внутри поролоном, выкрашенные той же светло-серой эмалью, что и секции приборов, представляют собой настоящее произведение слесарно-сварочного искусства, поскольку в будущем должны выдержать весьма неласковое с собой обращение на лодке. (По составу возимого комплекта ЗИП у меня есть вопросы к разработчикам этого состава, на это вопрос отдельного повествования (прим. Колон С.В.). Руководит упаковкой заместитель начальника цеха, но одновременно с ним в исключительном волнении отдают распоряжения, да и сами таскают блоки механик цеха Николай Васильевич Мыслин, старший мастер этажа, мастера Кондратенко Александр Васильевич и Милькевич Владимир Николаевич. Всем хватает работы (и суеты, конечно). На разъёмы секций прикручены заглушки, а сами секции запихиваются в большие полиэтиленовые мешки, потом мешки запаиваются с откачкой воздуха, а затем каждая секция заворачивается во много слоёв (Олег Стрижков помнит, что шесть) промасленной бумаги, рулон которой всегда стоит в "секретной" узловской комнате.

Перед закрытием ящиков-футляров с блоками соблюдение технологии упаковки проверяет контролер ПЗ, ставит свой штампик на упаковочном листке. Тут же Б.И. Галушкин. он смотрит за всем процессом. Наконец, все ящики закрыты, свинцовые пломбы зажаты пломбиратором. А молотки плотников уже давно стучат, сколачивая из щитов деревянные ящики, куда вскоре поместят и укрепят секции приборов, ящики с блоками, отдельно 165-й прибор и ещё ящик с документацией. На улице внизу, у дверей цеха, там где находятся двери грузового лифта, уже дожидается крытый "Урал", готовый к погрузке.
На следующее утро об отправке "Узла" напоминают разбросанные по всему этажу обрывки черного пергамина, куски полиэтиленовой плёнки, оставшиеся лишними мешочки с селикагелем, да ещё отсутствие бригады настройщиков-узловцев, отправленной в отгулы на несколько дней.
Да, инженерам 20-го цеха приходилось заниматься и настройкой, и упаковкой, и ездить в колхозы, а также перевозить на тележках упакованные комплексы "К-200" на склад сбыта ("Узел" позволялось таскать только заводской бригаде такелажников, потому что готовые ящики были неподъёмными).
Кроме этого, то и дело начальник цеха давал указания мастерам организовать уборку "подшефной" территории вокруг цеха, а также за территорией завода (особый шум поднимался, когда ждали визита директора завода И.Л.Дыкмана). При этом монтажников запрещалось трогать, поскольку им нельзя было таскать тяжести, напрягать руки - их тончайший инструмент для паяния. Для всех подобных дел оставалась бригада слесарей и электриков во главе с механиком цеха и, главным образом, молодые инженеры настройщики. Будучи старшим мастером этажа в течение последнего года работы в цехе, я всегда еле сдерживался от возмущения, получив очередное распоряжение подметать улицу или чистить фонтан перед цехом. Как будто для этого нельзя было элементарно взять в штат цеха дворника.
Но ещё паршивее было уговаривать своих товарищей помочь в этом пыльном деле и не подводить меня. Кстати, честно признаюсь, что эти моральные стрессы тоже отчасти послужили причиной моего ухода из цеха. Всегда проще самому взяться за метлу, чем просить об этом своего товарища, который, ну, никак не мог стать для меня просто подчинённым.

"В ноябре 1978 года я перевелся в СКБ ВТ"

Я уже написал выше, что по приходу в СКБ ВТ по распоряжению Гинтера А.В. меня направили работать в БМО под руководством Долгополова А.С.

Долгополов Саша...
Александр Сергеевич за все время знакомства и работы с ним представился мне весьма незаурядным и неординарным человеком. Пожалуй, таких же, как он, я больше не встречал. Я не успел толком узнать, каков он в обыденной жизни, но на работе постоянно видел его, погружённого в решение каких-то научных проблем. Он готовился к защите кандидатской диссертации, поэтому постоянно писал неведомые нам программы и частенько сидел за пультом машины "К-200" за решением своих задач и проведением экспериментов. Складывалось такое впечатление, что темы, которыми он руководил в СКБ ВТ, были лишь дополнением к его научной деятельности. В тоже время Саша был достаточно лёгкий в общении человек, с изрядным запасом юмора. Правда, это юмор был порой весьма язвительным. Особенно если речь заходила о некоторых его оппонентах по научной части. Через пару лет нашей совместной работы он защитился и уехал работать а Питер. Позднее доходили сведения, что его видели даже в командировке в Индии.

На субботнике в заводском пионерском лагере в Черняковицах. Май 1979 года

Долгополов привел меня сначала в большой "греческий зал", главное в то время помещение СКБ ВТ, где одновременно находилось несколько отделов и где мне выделили стол в "районе" расположения технологов (среди столов БМО места для меня вначале не нашлось). Да, собственно, за столом я сидеть не собирался, потому что в первый же день Саша показал и рассказал мне, что надо делать. В маленькой комнате этажом ниже на стандартных столах комплекса "К-200" стояли ожидающие (как оказалось - меня) машина и рамы УВВ и УДП с блоками. Задача поставлена такая: взятый в 20-м цехе в “слегка” настроенном состоянии комплекс надо было настроить до конца, включить в него также несколько новых блоков. Надо также доработать комплект документации и написать техническое задание конструкторам для создания новой конструкции комплекса, пригодной для применения на животноводческих фермах в качестве информационно-справочной и управляющей системы.
Не буду в подробностях описывать, как я всё это делал, а просто вспомню несколько интересных, на мой взгляд, моментов.
Одновременно с моей "К-200" в этом очень небольшом помещении находился ещё один комплекс "К-200" (машина, большая конструкция из трёх рам с блоками, два накопителя на магнитной ленте ZMB, стол с "Консулом"), на котором работала группа разработчиков системы автоматизированного контроля "Агат". На базе "К-200" они делали систему, которая должна была (и впоследствии действительно делала) в автоматическом режиме проверять исправность кабелей, жгутов с разъёмами, печатных плат всех производимы на то время изделий 20-го цеха: "Узла", "К-200", но главным образом "НЦ-1". Я до сих пор считаю, что сделанная СКБ ВТ в рамках внедрения в производство "НЦ-1" система АСК "Агат" было весьма значительным примером успешного конкретного применения машины "Электроника К-200". В группе "Агат", насколько я помню, аппаратной частью "К-200" занимались ребята из отдела внедрения в перерывах между командировками, для них это была хорошая "домашняя практика" в освоении настройки. Аппаратурой подключения изделий (громадная "книжка" коммутатора) занимались девушки. Света Горбунова, Лена Андреева, Лена Погорельская, Вера Иванова (что-то много их там было!), которые постоянно "мелькали" в нашей комнатке и не давали сосредоточиться на работе: только залезешь с паяльником внутрь блока, намереваясь перепаять связи, а тут девичьи голоса - тяжело было работать...
Программированием "Агата" занимались сразу несколько программистов БМО, это Володя Акимов (Владимир Леонидович), Паша Вайнонен и, кажется, сам А.С. Долгополов (видимо, кто-то ещё, но я этого мог не знать). В конечном итоге завершали работу Акимов с Долгополовым.

“Это вам не программы сочинять…” (в пионерском лагере на субботнике). Доголополов Саша слева, в очках.

А прямо посередине комнаты стоял стол, вокруг которого всегда толпились несколько внедренцев. Она настраивали машину "К-2000" (кадветыщи!). В те годы странно было слышать такое название, поскольку до конца 20-го века ещё было много лет, и я до сих пор не знаю, кто его придумал. Насколько я помню, новая машина должна была заменить "К-200" и по архитектуре повторяла её. Но при этом вся схемотехника была сделана на БГИС (больших гибридных интегральных схемах).
К сожалению, это был первый и последний экземпляр "Электроники К-2000" (в Пскове). Через какое-то время после сдачи темы она исчезла из нашей комнаты, и что с ней стало дальше, я не знаю. Если этот вопрос интересен, то, наверное, можно у кого-то найти информацию, так же, как и по разработчикам и изготовителям БГИС. В СКБ ВТ позднее, по-моему, БГИС больше нигде не применялись.
Итак, я начал заниматься настройкой предоставленного в полное моё распоряжение комплекса "К-200" и его модернизацией, в результате которой должен был появиться комплекс "Рубин". Название было взято не случайно по имени нашего объединения, и это косвенно говорило о том большом значении, которое придавалось руководством завода этой теме. Вероятно, предполагалось, что новый комплекс может пойти в серию уже не просто как базовый комплект машины и внешних устройств, но как законченная система АИУС "Рубин".
Я не знаю, кто конкретно предложил Дыкману идею разработки и изготовления данной системы, но в разгар "битвы за подъем сельского хозяйства в нечерноземье", такая идея была для завода как нельзя кстати. Она находилась в полном соответствии с курсом партии и правительства, а ещё в интересах завода, который мог продлить годы жизни "К-200" и получить под это финансирование.
Я нисколько не исключаю (хотя это мои домыслы), что идея пришла А.В.Гинтеру. Именно для её реализации было мобилизовано СКБ ВТ, а я оказался в нужное время в нужном месте. Видимо, Долгополову, как начальнику БМО было поручено руководить темой "Рубин" и разработать программное обеспечение системы, которая должна была включать в себя базу учета данных о племенном и молочном поголовье животноводческой фермы, рабочие места операторов, программы управления тем или иным оборудованием фермы.
Забегая вперёд, расскажу об одном эпизоде. Через несколько месяцев кропотливого труда (видимо, весной или в начале лета 1979 года) я с кучей документов и обширным техническим заданием на конструирование пришёл в конструкторский отдел СКБ ВТ согласовывать это ТЗ. Почему-то со мной не было Долгополова, как руководителя темы, хотя по всем правилам взаимоотношений между отделами он должен был присутствовать. Меня встретил начальник КО Соболев Анатолий Стапанович. Не могу сказать, встречался ли я с ним ранее, с учетом того, что до 1976 года его не было на заводе, у меня не было отношений с конструкторами. Это был, по сути, первый опыт. Видимо, Соболев полностью был в курсе работы, поэтому не стал сам долго смотреть документы, но, только услышав, что я работаю у Долгополова то теме "Рубин", он тут же поведал мне, что на нашем заводе есть два авантюриста: авантюрист номер один - это Гинтер, а номер два - это Долгополов (?!...).
Не знаю, наверное, он почувствовал, что я никому не стану передавать его высказывание, или ему в тот момент уже было все равно, но этот эпизод я запомнил очень хорошо и значительно позже стал рассказывать своим друзьям в качестве одной из "баек" про СКБ ВТ. Но, кстати, жизнь полностью подтвердила характеристику, данную Соболевым как Гинтеру, так и Саше Долгополову. Я так думаю. Гинтер А.В. в эпоху повсеместного "строительства" финансовых пирамид "основательно вложился" в одну из них, надеясь получить хороший доход, но прогорел, а потом несколько лет возглавлял общество защиты прав обиженных вкладчиков (если я не ошибаюсь в названии). О его деятельности на этом неожиданном посту довольно часто в те времена писала местная пресса, публиковались и его собственные статьи. Саша Долгополов как будто заранее знал, что наша работа по "Рубину" рано или поздно будет закрыта, и никакого внедрения на ферме не состоится, поэтому потихоньку писал программы для своих экспериментов по теме диссертации, которые я ошибочно относил к программам для нашего комплекса. Вопрос о сельском хозяйстве как-то сам собой сошёл к полному нулю, и комплекс мы впоследствии применили в иных целях.
А пока разработка "Рубина" продолжалась. По нашему с Долгополовым решению комплекс "Рубин" базировался на машине "К-200" и комплектовался двумя стойками с периферийными блоками и устройствами. В машине я сначала исправил все ошибки, которые там оставались после черновой настройки в 20-м цехе. В этом мне, конечно, по-дружески помогали ребята из отдела внедрения, которые рядом настраивали "К-2000", делясь своим опытом. Ведь в цехе мне не пришлось дорасти до настройщика машины. УВВ и УДП я знал, поэтому потихоньку привел их в нужный вид. Затем были произведены существенные доработки комплекса:
- оперативная память машины расширена до 1К слов за счет установки блока БОП на хмельницком "кирпиче" - блоке БОП в тёмно-сером герметичном корпусе;
- в систему добавлены блоки: БУФСУ - блок ввода с фотосчитывающего устройства FS-1501, блок управления дисплеем "Видеотон-340", БУНМД - блок управления накопителем на магнитных дисках (из состава машин ЕС, объём пакета дисков, кажется, был 10 МБ).

“Извини, К-200, что сижу к тебе спиной…”
Молодые программистки БМО заслонили собой стойку комплекса.

В техническом задании на конструкцию стоек с периферийными платами и блоками я постарался внести целый ряд новшеств, которые, на мой взгляд, значительно облегчали настройку комплекса и последующую эксплуатацию. Я как бы делал стойки под себя, достаточно перед этим полазив под столами базового комплекса "К-200", в котором рамы УВВ и УДП устанавливаются внутри столов.
После изготовления и монтажа стоек я без помощи слесарей сам достаточно легко установил в них все блоки, прикрутил кабели. При этом не было особых сложностей. Довольно компактные стойки цвета морской волны (под цвет корпуса "кубика" машины) имели съемные двери спереди (с прозрачными окнами перед блоками БУНМЛ и БУНМД) и сзади. Удобно было подходить и выполнять непосредственно с панелей блоков, которые находились по высоте на уровне глаз и груди, ручное управление НМЛ и НМД. Довольно удобно было выполнять ремонтные работы с обратной стороны стоек. Тыльные стороны блоков были легко доступны как для щупа осциллографа, так и для руки с паяльником. Разъемы толстых кабелей со свинцовой оплёткой прикручены к открывающимся на петлях панелям, поэтому обратная сторона разъемов при открытой панели также была доступна. Короче говоря, мы постарались вместе с конструктором стоек Зоей Лещенко учесть наиболее существенные недостатки конструкции базового комплекса "К-200". В то же время, повторяю, стойки были довольно компактными.
Кстати, мне напомнил С.В.Колон, что значительно ранее был изготовлен комплекс, в широкой стойке которого одновременно были установлены блоки машины, УВВ и УДП, и это комплекс тоже назывался "Рубин" и даже активно использовался для обучения специалистов и разработки программ. Для чего изначально он был изготовлен на заводе (и на заводе ли…) я не знаю. Долгое время он стоял в 20-м цехе перед кабинетом Завьялова.
Параллельно с настройкой нашего "Рубина" отлаживались различные программы, которыми занимались Долгополов Саша и Акимов Володя. Эти программы обеспечивали ввод данных с фотосчитки, подключение дисплея "Видеотон-340" в качестве терминального устройства вместо ЭПМ "Консул-254", подключение нового ЭМП типа "Консул-260", реализацию обмена данными с НМД, подключение бытового телевизора в качестве табло для вывода информации; включение в состав ПО комплекса транслятора с языка "Фортран". Были написаны и отлажены масса различных тестов. То есть работа шла довольно активно.
Но, как я написал выше, комплекс так и не "познал соседства с бурёнками". Тема был формально сдана и закрыта, а комплекс “Рубин” до поры до времени остался на своём месте в СКБ ВТ. Вскоре Долгополов защитил диссертацию и уехал жить и работать в Ленинград, где я его однажды встретил на одной из площадок питерского "Гранита", что находилась не пересечении Суворовского проспекта и одной из Советских улиц.

Одной из проблем в производстве и настройке "Узла" всегда была проблема качества выполнения прошивки блоков БПП (20 штук в "Узле"плюс 31 в ЗИП). Магнитные модули (16 штук в одном блоке) плюс магнитные дешифраторы (2 шт. на блок) прошивались вручную, при этом применялись тонкие швейные иглы, поскольку надо было многократно прошивать сердечники малого диаметра. Концы проводов припаивались к выводам, имеющим малый шаг между собой. Вероятные ошибки, это: ошибки в прошивке, нет контакта с выводом, замыкание между выводами, обрыв провода и т.п. Основная часть ошибок исправлялась на этапе поверки модулей и дешифраторов на стендах, при настройке магнитных плат, блоков на стенде настройки БПП и, в конце концов, во время настройки в составе приборов. Однако все это не гарантировало 100% исправное ПЗУ.
Стенд настройки БПП позволял проверить память по контрольным суммам, полный визуальный контроль всех ячеек по индикаторам тоже возможен, но кто же его будет делать, а если и будет, то легко просмотреть ошибку. В системе по комплексному тесту памяти или по каким-то иным тестам невозможно было выловить все ошибки, так как они тоже основаны на вычислении контрольных сумм. А если, например, перепутаны строки в дешифраторе, то все контрольные суммы считаются правильно, а вот информация считывается неверная. Надо решать задачи, чтобы выяснить наличие ошибки.

В процессе предъявления системы на комплексном стенде задача решения контрольных примеров не ставилась, т.к. это занимало значительное время и осуществлялось в Петровске. Таким образом, у нас на стенде полностью функционировала управляющая программа “Центральный Диспетчер” и его ЧАДы (частные алгоритмы диспетчирования), и, соответственно, блоки БПП, в которых эти алгоритмы были зашиты (прим. Колон С.В.).

Нужна было стопроцентная проверка памяти на этапе настройки блока. Вот эту задачу мы и решили на комплексе "Рубин". Впоследствии повторили её решение сначала на ДВК, а потом и на компьютере.
Идея контроля "зашитой" памяти по эталонному файлу, конечно, не нова. Тем более, что, как я упоминал выше, в СКБ ВТ активно разрабатывался и внедрялся АСК "Агат", в котором применялись различные эталоны.
Проверка информации, зашитой в БПП была осуществлена по требованию, вновь пришедшего в то время старшего представителя заказчика цеха 20 Самецкого Николая Андреевича на основе технических актов, о проведении пуско – наладочных работ. Так как на объектах при проверке ЗИП выявлялись блоки, с которыми не решались задачи (прим. Колон С.В.).
Мне кажется, что способ реализации контроля информации в блоках БПП мы предложили совместно с Долгополовым. Я разработал плату сопряжения с блоком БПП для комплекса "Рубин" (она ставилась в блок УВВ) , а программу проверки разработал молодой тогда программист Виктор Мацук под руководством Володи Акимова.

Наше БМО. В центре (стоит) Долгополов А.С., в центре (сидит) Мацук Виктор, я справа

(продолжение статьи - в следующей части 5)